Я помню, что это было последней каплей. Я помню, как пришла в музтеатр не на спектакль – на гражданскую панихиду по погибшим в Киеве крымским силовикам.
Пришла очень рано, с цветами, перевязанными черной лентой. Смотрела на мертвенно бледное лицо жены прапорщика Федюкина, наблюдала, как врачи еще до начала церемонии уже откачивали мать лейтенанта Власенко.
На площади собралась огромная толпа, и когда приехали беркутовцы, их встретили криками: “Спасибо, мальчики! Спасибо, ребята! Любо казакам!”. И никто не ставил их на колени, никто не бросал в них камни…
Кажется, они не верили. Уставшие, измождённые, хмурые лица.
Беркутовцы брали гвоздики и шли один за другим в фойе театра, чтобы попрощаться с погибшими товарищами. По-зверьи как-то косились на телефоны, которыми их снимали. Плохие ассоциации, привезенные на юг из Киева.
А потом приехали ВВшники. И если беркутовцы были взрослые, дюжие мужчины, то здесь из автобусов высыпались совсем еще зеленые мальчишки с детскими глазами. На черную форму налеплены куски желтого или оранжевого скотча – видимо, чтобы различать своих в дыму.
Им тоже хлопали в ладоши, кричали: “Спасибо, ребята!” – а мальчики смущенно улыбались в ответ.
Хотелось обнять их всех по очереди, но и беркутовцев, и ВВшников посадили в автобусы и увезли.
Еще в воспоминания встревает какая-то очень чиновничья, неправильная речь Бурлакова, которая мне тогда не понравилась. И хорошие слова начальника крымских внутренних войск, увы, не оставшиеся в памяти. И тишина, вязкая такая тишина, которая всегда висит над любым гробом.
Семь лет назад – а как будто целая жизнь прошла. И как бы ни было в этой новой жизни сложно, обратно в жовто-блакытное прошлое я не хочу.
Свежие комментарии